Последняя пуля (Marvel, Наташа Романофф (Черная Вдова) / Мария Хилл)
Название: Последняя пуля я не стала изобретать велосипед.
Автор: Застрели меня тапочкой, милая
Бета: я сама себе командир и сама себе генерал здесь могла бы быть ваша реклама
Фандом: Marvel
Размер: мини, 3 022 слова я пыталась найти обоснуй, но все тлен и тюлень, а я навряд ли уже это допишу до чего-то адекватного
Пейринг/Персонажи: Наташа Романофф (Черная Вдова) / Мария Хилл
Категория: фемслэш
Жанр: romance и что-то непонятное со стрельбой по коленям
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Удача – слишком обманчивая штука, чтобы позволять себе верить в нее дольше, чем шесть минут.
Примечание: во исполнение флэшмоба по заявке лабутены Марии Хилл «Наташа\Мария, в качестве ключевого момента пусть будет "последняя пуля"»
Прости, там все плохо: я надругалась над обоснуем и матчастью, ООСнулась и выпила литр кофе.


3 022– Почему вы спрашиваете у новичков, что они будут делать с последней пулей? – Наташа задумчиво перелистывает очередное случайное личное дело от корки до корки, лишь мельком обращая внимание на содержание, с хлопком закрывает папку и смотрит на Марию.
Хилл не отрывает взгляд от стопки документов, ставит пометки на полях и меньше всего горит желанием отвлекаться на незваную гостью. Опять. Потому что после последнего посещения этого кабинета мисс Романофф ей пришлось доделывать бумаги утром, безуспешно пытаясь успеть до прихода в штаб Фьюри и очередного десантирования её в самое пекло очередной миссии. Нет, Наташа никогда не мешает ей. Мария даже смирилась с мыслью, что Черной Вдове, похоже, приятно проводить с ней время в минуты затишья от того, когда им обеим нужно срываться с места и идти спасать мир. Но натравите на нее сотню агентов Гидры, она абсолютно не понимает почему.
Ещё она замечает, Романофф иногда смотрит на нее до подозрения насторожено: так, будто пытается разобрать на какие-то только ей известные символы, которые, при должном упорстве, она может разгадать как асгардские знаки. Словно в одну минуту видит женщину насквозь, а в другую – не имеет ни малейшего представления о том, что происходит у неё внутри. И Мария не может понять, Наташа жалеет её, доверяет ей или просто хочет убить.
– Ответ на него ничего не дает просто так, – Хилл побеждено вздыхает, зажимает пальцами переносицу и откидывается на спинку стула, – это просто вопрос среди сотни ему подобных. Но в комплексе он помогает понять, можно ли этого агента выпустить в поле или лучше сослать в подвал заполнять канцелярские документы.
Романофф выразительно поднимает правую бровь, но не перебивает. Мария убирает руку с переносицы и продолжает, непрерывно смотря в потолок:
– Каждый агент Щ.И.Т.а знает, что существует вероятность в тридцать шесть процентов того, что его захватят в плен, взамен того, чтобы прикончить на месте.
– Пфф, – демонстративно саркастично выдает Наташа, но Мария, даже не смотря на неё, знает, что Романофф внимательно слушает.
– Да-да, очень смешно.
– Это так неожиданно. Все равно, что сказать, что Тор всегда ходит с молотом, – перебивает её Романофф и улыбается. Натянуто. Так, что Хилл кожей чувствует, что тема плена неприятна не только ей.
– Каждый агент, попавший в плен, а не получивший пулю – это риск. Для Щ.И.Т.а, для страны, для мира и, хуже всего, для самого себя. Но помимо всего – это еще и вопрос доверия: когда они пишут о том, что пустят пулю себе под язык, то это не только слабость их характера, готового сломаться при любом давлении, но и отсутствие веры в свою организацию. В своих товарищей, в Щ.И.Т. и в собственные силы. Они даже не думают о том, что при всей своей жесткости, Фьюри готов послать целый отряд, чтобы спасти одного агента, – Хилл опирается локтями на стол и упирается указательными пальцами в виски, – такие агенты обречены уже в тот момент, как выходят за порог штаба, не говоря уже о поле.
Романофф молчит, вертит папку в руках и прикусывает нижнюю губу, будто это простое действие способно остановить этот неизбежный вопрос:
– Ты была в плену?
– Три раза, – безразлично, почти заучено, отвечает Хилл. Увольте, она проходила обязательные сеансы психолога после каждого из них и еще по одному – каждые полгода по настоянию Фьюри. Она знает, что и как надо отвечать так, чтобы сеанс закончился через двадцать минут с отсутствием претензий в её сторону.
Мария перегибается через стол и забирает у Наташи папку, раскрывает ее где-то на середине и оставляет её на столе. Берет ручку, вертит её между пальцами, а потом бросает её на папку и шумно выдыхает.
– Фьюри присылал группу за мной каждый раз. Первый раз им пришлось прорываться почти до конца. Я плохо помню, что там произошло. Второй, – сухо говорит Мария, машинально касается левого запястья, и проводит линию вдоль ремешка часов, – я встретила группу как раз в тот момент, когда выбиралась из своей импровизированной камеры.
Романофф сглатывает, ей кажется, она читала этот материал, правда, в чужом досье: имя пленного агента было замазано, но то, что спасательная группа обнаружила три трупа на полу не считали должным скрывать, как и то, что агента потом чудом вытащили с того света медики из-за большой потери крови. Почему-то сейчас её не удивляет, что это вполне могла бы быть Хилл.
– Полагаю, я не хочу знать, какой был третий?
Мария закрывает глаза. Делает глубокий вдох. В её голове чредой стремительных картинок калейдоскопа проносится все, что она так упорно пытается забыть. Но абсолютно бесполезно. Выдыхает сквозь зубы и смотрит на Наташу.
– Ничего такого, с чем я не могла бы справиться.
Молчание между ними похоже на тот самый момент, когда мимолетная секунда между нажатием спускового крючка и ударом курка превращается в свою маленькую вечность.
– Что ты делала с...
– И, – Мария легко взмахивает рукой и не дает Наташе договорить, потому что надо быть последним глупцом, чтобы не понять, – каждую свою последнюю пулю я пускала своему захватчику в голову.
Хилл захлопывает папку и отталкивает ее на край стола.
Наташе вдруг становится неуютно. За то, что она невольно заставила Хилл вспомнить. Романофф помнит каждый свой плен – запланированный или нет – но она не помнит в них ничего хорошего. Кошмары до сих пор преследуют ее с упорством гончей, никогда не теряющей след.
Наташа отворачивается и идет к двери:
– Пойдем, Хилл, – и на непонимающий взгляд Марии поясняет, – я знаю хороший паб. И, нет, я не планирую украсть для этого самолет как в прошлый раз. Только мотоцикл.
Романофф выходит из кабинета, стуча каблуками по гладкому полу. Хилл закатывает глаза, а потом ухмыляется и берет куртку со спинки стула.
Что ж, не самый плохой способ забыться.
Опять.
Все-таки, самолет они тогда тоже увели вместе.

***
Семенящий шаг, когда ставишь стопу так, чтобы пятка левой ноги прилегала к пальцам правой и наоборот. Словно живой щит, любая брешь в котором может обернуться смертным приговором для обоих. Кисть левой руки Хилл уверенно сжимает её правое плечо, в то время как локоть упирается в левую лопатку. Наташа чувствует легкое похлопывание, делает шаг влево и ощущает, как уверенным движением Мария, не ослабляя хватки, заводит ее за спину. И вот уже Хилл ведет огонь на подавление, пока Романофф, прячась за ней, меняет магазин.

Из всех Мстителей лишь Клинт хоть как-то может стрелять в паре. Но лук лишает его маневренности, когда с криком: «пуст!» ты должен стремительно зайти за спину напарнику, поменявшись с ним местами, получая секундную передышку, которая может стоить жизни. Хилл проворачивает это движение изящно, не моргнув глазом, когда в ее магазине вновь не остается патронов.

Наташе давно пришлось признать – Мария из тех людей, на кого всегда можно положиться. Она чем-то похожа на Клинта – в их крови нет суперсыворотки, у них нет супернавороченной брони и божественного происхождения. У них нет ровным счетом ни-че-го, что могло бы дать им хоть какое-то преимущество. Но это их не останавливает. Никогда. И непонятно, кому от этого хуже.

Наташа чувствует, как внутри нее словно фейерверк огненными всполохами растекается по венам азарт. Как упоение несвойственной идеальности и воодушевление отработанной слаженности, которое ощущается где-то под ребрами. Когда каждый вздох похож на выстрел, попадающий прямиком в цель.
Они идут вперед по узкому коридору, ни на секунду не прекращая огонь.


На самом деле, за пару лет это стало почти рутиной.
Наташа помнит первый раз, когда наткнулась на Хилл ночью в тире базы Щ.И.Т., и не может сказать, что тогда они друг другу очень-то доверяли. Это было неловко, неуклюже, нелогично и еще сотни тысяч различных «не». Потому что Мария уже тогда была через чур сдержанной и упрямой, а Романофф – все еще дикой и настороженной. Они стреляли по стандартным мишеням: каждая на своей дорожке и без стремления хоть к какой-то социальной беседе. Притирались друг к другу слишком медленно, чтобы доверять друг другу достаточно для уверенной совместной работы в поле.
Как оказалось, им нужна была лишь одна миссия, чтобы расставить все по своим местам.
Хилл была в резервной группе, страхующей Бартона и Романофф, когда, как обычно, что-то пошло не так – они попали в ловушку: их встречали помпезно, автоматными очередями и утроенным нарядом охраны. Мария в первые десять минут уже не досчиталась двух агентов, которых из-за тяжелых ранений пришлось спешно выводить к точке эвакуации еще одному агенту. Минус три человека в группе, состоящей из пяти, – так себе расклад, когда на счету каждый автомат. Но, выбирать, в общем-то, не приходилось. Единственный оставшийся боеспособный агент был отправлен искать Хоукая, а Хилл, ожидаемо, искать Черную Вдову. Наташа не знает, как та пробралась к ней, но к выходу из заброшенного здания обе бежали по коридору плечом к плечу под градом пуль. И в этот момент они действовали настолько слажено, будто делали это каждый день, словно каждую ночь тренировались не в статике, а в совместной динамике. Прикрыть, бежать, отдать магазин, развернуться, прикрыть, поменяться местами и снова бежать.
Тогда, по пути обратно, когда они, не сбавляя скорости, буквально ввалились в Квинджет, а Бартон подгонял пилота к ускоренному взлету, они сидели у одной из стен самолета, переводя дыхание.
«Ладно, признаю, это было забавно», – сказала тогда Наташа с легкой усмешкой, на что Мария из последних сил толкнула ее плечом. «Смотрите-ка, агент Хилл, у вас течет кровь», – делано серьезно добавила Романофф, – «по крайней мере, теперь я уверена, что вы не робот». Наташа легко ткнула пальцем Марии в плечо, попала по ране, отчего Хилл зашипела, но усмехнулась.
Это было началом.

Совместные тренировки в паре стали обязательной частью повседневной жизни.
У них нет графика. Иногда они встречаются в тире каждую неделю. Иногда – не видятся месяцами. Гильзы со звоном отскакивают от пола, мишени исчезают и появляются вновь, а магазины меняются со скоростью звука.
Наташе иногда хочется думать о том, что Хилл иногда не хватает минут тишины, а иногда – этого пристального взгляда, который, она уверена, жжёт прямо между лопаток. Как и ей не хватает ухмылки и абсолютно беззлобного замечания, руки на плече и легкого движения ладони вдоль позвоночника, которое она делает вид, что не замечает.
Ей иногда хочется думать, что Мария по ней, может быть, даже чуточку скучает. Хотя бы самую малость. Наташа, по крайней мере, так делает.

Они проходят смоделированный бункер без потерь и промахов по мишеням. Как обычно. Яркий свет почти ослепляет, когда декорации их полигона стремительно исчезают, оставляя за собой лишь обезличенные стены пустого тира Щ.И.Т.а. Хилл ухмыляется, чуть приподнимает правую бровь, словно в очередной раз констатирует: «я же говорила», вытирает ладонью пот со лба и разряжает пистолет. Романофф в ответ закатывает глаза, возвращает оружие на стойку и неспешно идет к выходу. А потом вспоминает, что хотела сделать еще месяц назад и замирает на полушаге.
– Хилл! – Наташа оборачивается и бросает что-то в сторону Марии.
Та на автомате поднимает руку вверх и ловит летящий предмет, сразу чувствуя, как холодный металл резко контрастирует с горячей после тренировки кожей. Разжимает ладонь и в недоумении смотрит на патрон. Девять миллиметров. Как в стандартных пистолетах вооружения Щ.И.Т. Как тот последний, что остался у Романофф в магазине и не поразил голографическую мишень. И это слишком символично, чтобы быть правдой.
Хилл задумчиво проводит ногтем по гильзе и сжимает патрон в кулак. И будь она проклята, если действительно понимает, что творится в голове у Романофф. Мария прячет «подарок» в нагрудный карман куртки, закрывая тот на молнию. Слева. Как иронично.

***
Хилл руководит второй группой. Пока Мстители отвлекают внимание и вытаскивают на себя все боевые единицы противника, Мария вместе с тремя оперативниками должны вытащить двух пленных и, хотелось бы верить, живых агентов Щ.И.Т.а. Все просто. Пришёл, увидел и забрал. Сотню раз уже так делали. Мария слышит в наушнике, как Стив командует своей группой и старается не отвлекаться от цели, когда слышит язвительные комментарии Романофф в сторону Бартона. Стоит признать, что он парирует её не менее достойно. Потом к этому гомону присоединяется ещё и Старк, и становится вообще непонятно, идет ли ожесточённый бой или же группа замыслила очередной поход за закусками. Группа Хилл заходит в здание с юга – их встречает слабое сопротивление, которое без усилий давится квалифицированными стрелками. Коридор, поворот налево, десять метров, лестница вниз и четвертая дверь справа. И еще семь врагов минус. Они развязывают двух агентов, слава всему, все еще живых, когда Мария слышит вскрик Романофф.
– Романофф, – Хилл реагирует мгновенно, не забывая следить за выходом из импровизированной камеры, – что у вас?
Три секунды молчания похожи на вечность, когда она слышит в ответ:
– Меня Бартон толкнул, – деланно обижено заявляет Наташа, сдавленное «ой!» на фоне свидетельствует о том, что Клинту незамедлительно начали мстить.
– Если ты еще раз так сделаешь, – я пущу ту пулю прямо между твоих красивых глаз.
– О, агент Хилл, вы действительно думаете, что у меня красивые глаза? – почти мурлычет Романофф, а Мария сжимает пальцами переносицу и думает о том, что вся эта затея с Мстителями иногда похожа на детский сад. Очаровательный и ужасно смертоносный… но иногда абсолютно не серьезный.
– Все чисто, можете выходить, – докладывает Стив, и Хилл выводит группу без потерь и лишних промедлений. Удача – слишком обманчивая штука, чтобы позволять себе верить в нее дольше, чем шесть минут.


– Я рада, что они остались живы. Оба, – Наташа находит Марию в кабинете: спиной ко входу, сгорбившись и упершись руками в невысокий металлический шкаф..
– Их было трое, – безлично поправляет её Хилл и не отрывает взгляда от пола.
– Что?
– Изначально мы должны были отправиться за тремя агентами, – Хилл выпрямляется и поворачивается к Романофф, но не смотрит на нее, машинально несколько раз проводит указательным пальцем правой руки неровную линию поперек левого запястья, – он прострелил себе голову еще в тот момент, когда понял, что их захватили. Поэтому я не беру в группу таких людей. Потому что каждому агенту я говорю, что верну его домой. И я хочу, чтобы мне было кого возвращать.
Наташа перехватывает правую кисть Хилл, заставляя прекратить неосознанное нервное обозначение линии несуществующих наручников. Мария наконец-то смотрит на нее: насторожено и, немного, виновато, совсем не свойственно столь тщательно отточенному образу командира.
– Тогда тебе стоит знать одну вещь, – тихо говорит Наташа, смотрит Хилл в глаза, а потом переводит взгляд на их сцепленные руки, – вся проблема в том, что я бы отдала последнюю пулю тому, кому я доверяю.
Мария вдруг понимает что это. Какой жест заключается в маленьком куске металла, до сих пор хранящемся в левом кармане её рубашки.
– Наверное, я не прошла бы ваш тест, – ироничный тон Романофф не может покрыть скрытую за ним горечь. Потому что это, наверное, было глупо. И ей не хочется смотреть ни на свою собеседницу, ни на стену напротив. Ни на что, кроме их рук и этой невидимой линии, последствия которой, она уверена, до сих пор преследуют агента в кошмарах, вынуждая некоторые ночи проводить в тире. Секунды превращаются в вечность, когда она, наконец, решается взглянуть на Марию.

Хилл целует её. И это ловит Романофф врасплох.

***
– Романофф, тебя не должно быть на этом канале, – сквозь зубы шипит Хилл и делает пару выстрелов. Все, как обычно, идёт абсолютно не так, как задумывалось по плану. Их группу умудрились захлопнуть в здании, отрезая все пути к отступлению. Им стоило насторожиться, когда их встретило минимальное сопротивление, несвойственное объекту, хранящему информационную базу данных о разработках нового вида химического оружия. Их ждали. Опять. Их удача кончилась ровно через шесть минут, как они переступили порог. Теперь она вынуждена удерживать коридор, пока в комнате за её левым плечом копируются данные и автоматически передаются в Щ.И.Т. Узкий коридор для этих целей достаточно идеален.
– Шпион я или кто, – Мария почти чувствует, как самодовольно ухмыляется Наташа, в это время находящаяся с Мстителями на другом континенте.
Наташа слышит характерный звук. Так звучат исчезающая надежда и последний шанс на спасение – так звучит затвор, когда выпускаешь последний патрон, а следующий удар бойка приходится в пустоту, а не капсюль-воспламенитель. Хилл чертыхается.
– Магазин пуст.
До Марии доносится топот вдалеке. Коридор ей определенно надоел. Хилл заходит в помещение и запирает дверь на засов. Какой дурак на этой базе пытается запираться изнутри? Но сейчас это не важно. Главное, чтобы противники поверили, что Щ.И.Т.у нужен другой информационный блок, который находится в западном корпусе, и где оставшаяся группа Хилл пытается перетянуть всё внимание на себя.
– Выбирайся уже оттуда, – Наташа почти рычит в наушник.
– Данный почти скопированы. Штаб, доложите ситуацию.
– Группа один уже в вертолете. Группа два все еще в западной части здания. Эвакуация через семь минут.
– Группа два, выходите, – командует Хилл, – я догоню. Вдова, уйди уже с канала.
Барабанный стук в дверь – плохой знак.
– Ухожу в режим тишины. Выход на связь через час в точке «Альфа», – коротко отвечает Хилл, – штаб, дайте подтверждение.
– Данные получены, – сигнализируют ей в ответ, – выдвигайтесь к точке сбора.
Но стук становится все настойчивее. И на секунду Романофф кажется, что этот грохот – гулкий звук ударов её сердца, а не сопротивление двери.
– Прости, Нат, – шепчет Мария, заходя за импровизированное укрытие в лице привинченного к полу шкафа.
Последнее, что слышит Романоф и, координатор оперативной группы Щ.И.Т.а, это щелчок, выстрел и взрыв. Эфир идет тихим треском помех и никаких слов.
– Хилл! Чёрт подери!

Когда Романофф прибывает в штаб Щ.И.Т., то без промедлений ломится в кабинет директора. Фьюри, ожидаемо, выставляет её за дверь. Она продумывает сто и один способ убийства главы Щ.И.Т.а и столько же – способов вломиться к нему в кабинет. Когда она придумывает уже сто второй, то Бартон приносит ей лучшие вести за день: «Хилл в пути». Клинту невзначай кажется, что Наташа его задушит и думает, стоит ли просить Стива научить её обниматься не так, будто ты выполняешь удушающий приём, пусть и от радости.

Конечно, Романофф приходится ждать, пока Марию отпустит Фьюри, потом – когда её осмотрят медики, и только после этого Наташе удаётся добраться до неё, застав при попытке сбежать с больничной койки. Они препираются минут пять, прежде чем Хилл обреченно сдается и садится на койку. Наташа садится рядом и терпеливо слушает рассказ о том, как Мария выстрелила в первого нападающего, показавшегося из-за сломанной двери, который пытался бросить гранату. В результате все трое незадачливых вражеских оперативников были выведены из строя взрывом, а Хилл на пару часов перестала слышать правым ухом. Удача, похоже, с лихвой добрала недостающие три секунды в использованных шести минутах. Потом Хилл пришлось выбираться по вентиляционной шахте и полтора часа убить на то, чтобы выбраться за периметр для того, чтобы активировать маячок.
– Но у тебя ведь не было патронов, – несвойственно осторожно под конец рассказа произносит Наташа, бессмысленно выводит пальцем круги на ладони Хилл, а потом ведет линию по левому запястью.
Мария чуть отвлекается, смотрит на Романофф, а потом переводит взгляд на стену напротив.
– Тогда я извинялась перед тобой за последнюю пулю, – почти смущенно говорит Хилл, – это стандартный патрон. Подошёл. Один шанс из тысячи, но вариантов у меня было немного.
Мария с полным правом может записать себе достижение о том, что оставила Черную Вдову безмолвной. Неверящее лицо Наташи почти комично: чуть приоткрытый рот, приподнятая бровь и абсолютно восхитительный недоумевающий взгляд. Хилл думает, что стоит сказать хоть что-нибудь, чтобы разрядить обстановку, но не успевает – Романофф хватает её за ворот футболки и притягивает к себе.

– Я тут подумала, – Хилл переводит дыхание, – может, в следующий раз ты подаришь мне последнюю обойму?
– Заткнись.